еще один взгляд

[Жаконда 0]

а я сегодня перечитала Лескова "История одной бабы" и все поняла) там такие цитаты ... ну просто в точку:идеал русской женщины"Доброте ее меры не было: всем она все прощала. Муж ее тиранил, увечил, и пьяница к тому же был; а она, как овечка божия, все ему угождала, и слова от нее на мужа никто не слыхал. Все, бывало, его ублажает: «Антонович да Антонович, такой-сякой немазаный, утихомирься ты, перекрестись, испей водицы!» Ни жалобы, ни свары от нее он никогда не видал. А как помер ее муж, так она его оплакала горькими слезами и на могилку все ходила и голосила голосом: «Касатик ты мой миленький! на кого же ты меня покинул? Кто меня приголубит? Кто меня пожалеет?» Словно как и в самом деле она от него жалость какую в своей жизни видала."и что эта святая женщина сделала со своей доброй, безответной дочкой? защитила ее? нет, более того, еще вдобавок ко всему и манипулировала ею. вот диалог:"Настя сидела, сложив на коленях руки, в избе Прокудиных. Она была теперь одна-одинешенька: все семейные были на маслобойне, где заводили новый тяжелый сокол1 и где потому нужно было много силы. Она была в своем обыкновенном, убитом состоянии и не заметила, как в избе совсем стемнело и как кто-то вошел в двери и, закашлявшись, прислонился к притолке. Она пришла в себя, когда знакомый старческий голос, прорываясь через удушье, произнес:— Где ты, Настя?Настя вскрикнула: «Матушка моя родимая!» — бросилась к матери и зарыдала.— Так-то, дочка моя родимая! Таково-то лестно матушке слышать все, что про тебя люди носят да разнашивают.Настя плакала на материнской иссохшей груди.— Что, дитя мое? Что? Что будем делать-то?— спрашивала Петровна, поправляя волосы, выбившиеся из-под Настиной повязки.— Ох! не знаю, матушка,— отвечала Настя, отслонясь от материной груди и утирая свои глаза.— Сядем-ка. Смерть я устала... удушье совсем меня задушило,— говорила Петровна, совсем задыхаясь.— Зачем ты пришла-то? Измучилась небось.— К тебе,— едва выговорила Петровна.— Слухи всё такие, словно в бубны бубнят... каково мне слушать-то! Ведь ты мне дочь. Нешто он, народ-то, разбирает? Ведь он вот что говорит... просто слушать срам. «Хорошо, говорят, Петровна сберегла дочку-то!» Я знаю, что это неправда, да ведь на чужой роток не накинешь моток. Так-то, дочка моя, Настюшка! Так-то, мой сердечный друг!— договаривала старуха сквозь слезы и совсем заплакала.— Матушка, матушка! зачем же ты меня выдала замуж? Иль я тебя не почитала, не берегла тебя, не смотрела за твоей старостью?— Дитя ты мое милое!— пропищала старуха сквозь слезы и еще горче заплакала.Сидят обе рядком в темной избе и плачут. Только Настя не рыдала, как мать, а плакала тихо, без звука, покойно плакала. Она словно прислушивалась к старческим всхлипываниям матери и о чем-то размышляла.— Змея одна своих детей пожирает,— проговорила Настя, как будто подумала вслух.— Что ты говоришь?— спросила Петровна, не расслышавшая слов Насти.Настя ничего не отвечала; но, помолчав немного, опять, как бы невольно, проронила:— Погубили мою жизнь; продали мое тело, и душеньку мою продадут. Выпхнули на позор, на муку, да меня ж упрекают, на меня ж плачутся.Петровна продолжала плакать.— Матушка!— крикнула Настасья, вскочив с лавки.— Что, моя дочушка?— Не рви ты моего сердца своими слезами! И так уж изорвали его и наругались над ним. Говори сразу, чего ты хочешь?— Сядь, Настюшка.Настя села.— Теперь ведь сделанного не воротишь.— Ну!— Не развенчаешься.— Ну!— Надо с мужем жить, как бог приказал.Настя, бледная, молчала.— Родная ты моя!— Что?— Сними ты с моей старой головы срам-покор; пожалей ты и самое себя!— Не приставай!— тихо ответила Настя.— Пожалей себя!— Пожалею, пожалею, только не приставайте вы ко мне, ради матери божией.Заковыляла опять Петровна своею дорожкою, а Настя, стоя на пороге, долго, долго смотрела ей вслед, отерла слезу, вздохнула и воротилась в избу.Собрались семейные, поужинали и пошли на ночлег по своим местам; и Настя пошла в свою пуньку.«Господи боже мой! чего только они радуются?» — думала Настя, придя на другой вечер в гости к матери.А Петровна и невестка Алена не знают, где ее и посадить и чем потчевать. Такие веселые, что будто им кто сто рублей подарил или счастье им какое с неба свалилось. Грустно это было Насте и смешно, но меньше смешно, чем грустно.Сама Настя, однако, была покойнее, хотя собственно этот покой был покой человека, которому нечего больше терять и который уже ничего не хочет пугаться. Только она еще будто немножко побледнела в лице, и под глазами у нее провелись синие кружки.Потчевали Настю и капустой и медом, но она ничего не хотела есть. Спрашивали ее, отчего мужа с собою не привела, но она ничего на это не отвечала,— «пора ко двору»,— собралась и ушла.И стала таким манером Настя жить в свекровом доме, как и другие невестки, и стали ее все уважать и заговорили с ней ласково. С мужем она никогда не говорила, ни при людях, ни без людей.да там много цитат хороших, повесть можно просто разобрать на цитаты. интересен подход автора - никакого конструктива, советов, предложений, одно нытье на несправедливо устроенный мир:Беда у нас родиться смирным да сиротливым — замнут, затрут тебя, и жизни не увидишь. Беда и тому, кому бог дает прямую душу да горячее сердце нетерпеливое: станут такого колотить сызмальства и доколотят до гробовой доски. Прослывешь у них грубияном да сварою, и пойдет тебе такая жизнь, что не раз, не два и не десять раз взмолишься молитвою Иова многострадательного: прибери, мол, только, господи, с этого света белого! Семья семьею, а мир крещеный миром, не дойдут, так доедут; не изоймут мытьем, так возьмут катаньем.

[Espresso 0]

к этому идет